Однажды ночью в Лас-Вегасе - Страница 9

Но не здесь. Не сейчас. Еще не пора.

Петра довольно точно прочла его мысли и почувствовала какое-то волнение в крови.

– Вы не любите танцевать? – спросила она через какое-то время.

– Это не танцы. Это плавание в аквариуме с золотыми рыбками.

– Что правда, то правда. Но мы вызвали досаду у Никатора, а это может что-то повлечь за собой.

Она была права. Выражение лица Никатора было как у ребенка, у которого отобрали игрушку. Но Лисандрос забыл обо всем, кроме Петры. Их лица были рядом, и ее улыбающиеся глаза смотрели прямо на него.

– Что вы будете делать после всего этого? – спросил он.

– Останусь здесь на несколько дней или недель. Использую шанс провести кое-какую исследовательскую работу. У Гомера большие связи. А здесь есть музей, подвал которого никогда никому не открывали, но он постарается договориться насчет меня.

Лисандрос взглянул на изящную чувственную женщину, на ее очаровательное лицо и голубые глаза, с их загадочной, манящей глубиной, и почувствовал, как его охватывает возмущение. Что делала такая женщина в музеях, изучая жизнь мертвых, когда все в ней говорило о жизни? Она должна принадлежать не гробницам, а солнечному свету! Ей следовало не переворачивать пыльные страницы, а ласкать лицо мужчины и прижиматься к нему своим обнаженным телом.

При мысли о ее обнаженном теле он глубоко вздохнул. Платье достаточно плотно облегало ее, чтобы он смог хорошо представить соблазнительные формы, но это еще больше искушало его. Он с трудом взял себя в руки.

– Посещение музеев действительно является в вашем представлении счастьем? – осторожно спросил он.

– Я собираюсь увидеть то, что долгие годы пытаются увидеть другие ученые. Я опережу всех.

– Но… но неужели вам не захочется увидеть что-то другое?

– Вы хотите сказать, зачем женщина забивает свою слабую головку такими вещами? Женщины созданы для удовольствия, а серьезные вещи нужно оставить мужчинам? Это вы имеете в виду?

Поскольку это было приблизительно то, о чем он действительно думал, Лисандрос попытался выпутаться. Ему не понравилось слово «удовольствие», которое употребила она.

– Я не это хотел сказать, – наконец произнес он, – но когда жизнь открывает перед вами так много широких дорог…

– Это вы о Никаторе? Да, я могла бы броситься в его объятия или сделать что-то другое, что он хотел бы от меня… Осторожно! – вскрикнула она.

– Простите, – сказал он поспешно, ослабив свои объятия после того, как инстинктивно слишком крепко сжал ее.

– О чем это я говорила? А, да! О возможностях.

– Забудьте о Никаторе! – взорвался Лисандрос. – Это не широкая дорога, а тупик.

– Я и сама уже поняла это. Мне уже не семнадцать, а тридцать два. Это старость.

Старость, с иронией подумал он, с такой персиковой кожей, шелковыми волосами и дразнящими глазами, которые так много ему обещали и предостерегали от дальнейших шагов. Но в одном эта женщина права: она не ребенок. Она достаточно взрослая, чтобы разбираться в мужчинах.

– Если вы напрашиваетесь на комплимент, то выбрали не того мужчину, – буркнул Лисандрос.

– О, конечно. Я никогда бы не обратилась к вам в поисках нежности или чего-то другого, кроме… – она запнулась, словно осторожно подыскивая слова, – кроме чего-то такого, что вы могли бы сделать лучше, чем любой другой мужчина.

Он не смог сдержаться:

– И что же это?

– Хороший финансовый совет, – заявила она. – Ага! Вот я и сделала это!

– Сделали что?

– Заставила вас засмеяться.

– Я не смеюсь, – произнес он подрагивающими губами.

– А засмеялись бы, если бы так сильно не старались сдержаться. Я поклялась себе, что смогу заставить вас засмеяться. Окажите любезность. Позвольте мне одержать мою маленькую победу.

– Я никогда не оказываю любезности. Но эту… я вам окажу.

– Только эту? – спросила она, подняв брови.

– Я предпочитаю сам одерживать победы.

– Могу принять это как вызов на соревнование.

Они замолчали, двигаясь под музыку, и Петра подумала о том, как не похож он был на других, беззаботных мужчин, с которыми она в основном проводила свою жизнь.

– Вас привлекают соревнования? – спросил он.

– О да, – уверенно ответила она. – Я всегда стараюсь поступить по-своему.

– Я такой же. Какая ужасная битва ждет нас впереди.

– Точно, – сказала она. – Дрожу от страха перед вами.

Он ничего не сказал, только слабо улыбнулся.

У Петры появилось странное чувство, что другие женщины на танцполе пристально смотрят на нее. Большинство из них переспали с Лисандросом, как предупреждали ее, и Петра неожиданно поняла, что это правда. Их глаза лихорадочно горели, взгляды были полны воспоминаний, горячих, сладких и прекрасных… и тоскливых. Они мысленно раздевали ее, пытаясь определить, в его ли она вкусе.

И это выводило ее из себя, потому что она пыталась понять то же самое.

Среди всех была одна женщина, жадный взгляд которой привлек ее особое внимание. Что-то в этой экстравагантно одетой наглой особе заставило Петру подумать, что она была самым недавним завоеванием Лисандроса… И была отвергнута им. Взгляд этой дамы, в тысячу раз более горький, чем у других, упорно останавливался на Лисандросе.

– Боюсь, что мне пора уходить, – сказал Лисандрос. – Я слишком долго пренебрегал своими важными делами. Мне было очень приятно снова встретить вас.

– И мне вас, – сухо произнесла Петра.

Он вежливо поклонился и через минуту ушел.

Она смотрела ему вслед, с трудом веря тому, что случилось, и случилось так неожиданно. Он был так же глубоко охвачен желанием, как и она сама. Петра нисколько в этом не сомневалась. И однако, он преодолел это желание.